От моего дома в центре Донецка до передовой всего 20 минут езды по навигатору. И около часа пешком. Выдвигались ранним утром, по холодку. Днем в Донецких степях столбик термометра уверенно пересекает «засечную черту» - 36 градусов и забытая на солнышке плита от бронежилета раскаляется, как сковородка, а автоматные стволы часами остывают после стрельбы.
Наверное, это журналистская удача, оказаться внутри обычного, рутинного фронтового дня снайперской группы. Как? Через несколько рукопожатий. Я привез ребятам из Москвы чемоданчик с баллистической метеостанцией – подарок сирийского врача. Как рассказал мне доктор-офтальмолог во время короткой встречи у метро, один из снайперов этой группы несколько лет назад в Сирии спас его семью в Дейр-эз-Зоре. А он счел своим долгом помочь спасителю – так двигается и перетекает добро в мире, по неведомым и непредсказуемым связям.
Поселок, откуда мы выдвигались, обстреливают с утра до ночи, просто бьют по частным домам, где до сих пор живут люди и даже ездят на работу по утрам. Старший группы с позывным «Москва» рассматривает через «зеленку» граждан, ждущих утреннего автобуса. Не нужно, чтобы они нас видели. Снайперы выдвигаются на позиции скрытно. По мнению этих ребят, кроме дронов, висящих в воздухе, в поселке явно есть люди, помогающие украинским войскам. И вычислить их очень сложно.
Нашу винтовку калибра 12.7 заматываем в брезент. Кто-то из снайперов шутит: «На рыбалку идем!». Мою машину прячем, насколько это возможно, втискиваем ее в частный дворик, под жиденькую зеленую крышу из виноградной лозы. Никаких примет, ритуалов, «посидели на дорожку», автобус ушел, и мы быстро встали, подтянули друг у друга броники, ремни и ушли, уже чуя, как надвигается на нас белая, безжалостная жара Донбасса.
ЭЛИТА БЕЗ МАТА
Хуже артобстрелов только вот такие подходы к позициям. Набираемся сил в последней «зеленке», впереди у нас километровая беговая дистанция в броне, некоторые участки просматриваются противником. На них выкопаны юмористические траншеи - глубиной по щиколотку. Рассматриваю ребят, с которыми мне выпало провести не самые приятные часы, итог которых непредсказуем. Светлоглазый «Москва», прошел Сирию и Ливию, у него энергетика командира. Это такое необъяснимое явление, которое, впрочем, все чувствуют безошибочно. Мой земляк с Волги «Астрахань», коренастый, с цепким взглядом. Основной, работающий снайпер в нашей группе.
И «Енот» – самый старший, ему 46. Он с «Москвой» ведет наблюдение, выявляет цели и прикрывает снайпера. Енот все объясняет мне терпеливо. Чисто психологически мне это было важно, когда под вечер по нам начали долбить уже без остановки, а наша артиллерия пыталась вести контрбатарейную борьбу. «Енот» комментировал коротко: «выход», «над нами пройдет», «это наши», «а вот это по нам». Я слушал его внимательно, как слушаешь учителя в первом классе.
Парни говорят без мата – элита российской армии, что тут скажешь. «Москва» объясняет, куда мы идем:
- Это старые позиции ВСУ*. Укропов накрыли на них «Градами», и они отошли метров на восемьсот, на запасные позиции. А там – линия Маннергейма.
Я замечаю:
- Думал, это такой ход военной пропаганды, чтобы объяснить, почему мы не можем отогнать врага от Донецка.
«Москва» не соглашается:
- Видел эти бункеры, действительно все забетонировано, даже двери стальные. Поэтому ОНИ так легко и сбежали из лесопосадки. Смысл цепляться за эти ямы, если за спиной у тебя сплошной бетон?
Теперь за эти ямы цепляемся мы, держим их. От самой лесопосадки остались рожки да ножки, все крупные деревья срезаны осколками. Зато есть буйный подлесок из молодых акаций – из них получаются шикарные шпаги для игры в мушкетеров. Делал в детстве, играл…
ПЕРЕДОК НАОБОРОТ
Позиции ВСУ определяются по габионам из металлической сетки. Подарок от друзей с Запада. Еще один подарок валяется на бруствере – пустой контейнер от английского противотанкового комплекса NLAW. Их позициям досталось от нас, потом нам досталось от НИХ. Все бруствера и траншеи завалены, как говорят археологи, «следами бытования» в несколько слоев. Выдергиваю из самого нижнего слоя отличные бундесверовские противоосколочные очки, давно такие хотел. Вокруг, насколько хватает глаза, жуткое месиво из пробитых плит бронежилетов, касок, фляг, наших пайков и украинских «снiданков». Под украинским бушлатом на бруствере притаился танковый пулемет с электроспуском и несколько снаряженных лент – что он здесь делает? Ветер полощет развешанные по кустам бинты, испятнанные бурой кровью, уж не знаю чьей.
Вчера здесь было три наших «трехсотых»**. Под ботинком лопается с щелчком полупустой тюбик от промедола. Еще одна находка – имитация противотанкового ружья, аккуратно сваренная из железных труб и листов.
«Ружье» смотрит нам в тыл, и я не сразу, но понимаю, что после занятия украинских позиций, «передок» здесь оказался совсем с другой стороны. Все это до боли напоминает «траншейную» Первую мировую, так, как мы ее представляем по книгам и кино.
Снайперы выбирают щель для укрытия, чтобы в случае чего туда сразу нырнуть. Выставляют на бруствер подаренную метеостанцию, вроде стоит штиль, но крыльчатка быстро вращается, отсчитывая на экранчике скорость ветра. Снайперы списывают все данные в блокнот – температуру, давление... Объясняют мне, что для работы на дистанции под километр, это важно.
Я вместе с «Енотом» обхожу передний край. Иногда он замирает на десяток минут и прочесывает пространство оптикой. У «Енота» железные руки и каменное терпение. Я сижу у его ног в траншее и отвлекаю дурацкими вопросами: «что видно?», «сколько до укропов?». Енот терпеливо объясняет:
- 776 метров. Пока никого. Все забетонировано, даже вокруг деревьев бетон. Дальше, на высотке еще одна линия, тоже в бетоне, там пулеметные точки.
Внезапно, справа от нас начинается заполошный автоматный огонь. Его поддерживает гулкий пулемет, потом все стихает. Пожилой ополченец слезает с бруствера и ставит РПГ в угол траншеи – я не заметил, как он там оказался, с гранатометом на изготовку... Появляется командир этого участка. Позывной «Итальянец». Строго спрашивает молодого ополченца с «усиками девственника», накрытого железной каской чуть ли не до подбородка:
- Зачем шумел?
Ополченец оправдывается:
- Я слышал, как хрустнула ветка под ногой, а потом кто-то сплюнул!
«Енот» пожимает плечами и говорит, мол, лучше пусть все будут на стороже, чем на расслабоне. Еще раз осматриваем нейтралку и находим сюрприз – растяжки. Несколько дней назад здесь стояли казаки, а уходя, не предупредили сменщиков о минировании. «Итальянец» смачно ругается, разумеется, не по-итальянски. Матерную тираду прерывает крик: «Коптер!». И мы ныряем в щель.
ВРЕМЯ ЖАЛОБ
В этом бункере всем заправляет резервист Володя, невысокий, похожий на подземного гнома с седым ежиком на макушке. Володя сразу же начинает суетиться с чаем для нечаянных гостей. Справа от нашего бункера глухо бахает – коптер сбросил мину. Володя смотрит на часы и замечает:
- Так, мужики, у нас есть свободного времени 30-32 минуты.
Я смотрю на него непонимающе, и Володя растолковывает:
- Верь мне, все как в аптеке, сейчас дрон вернется, ему поменяют батареи, привесят новую мину и опять к нам. Вчера нам блиндаж наполовину завалили…
Я вглядываюсь в подземную темноту и понимаю: да, от блиндажа осталась ровно половина, дальше, за нарами – мешанина из обрушившейся земли и вещей…
Но, «свободного времени» не получается, по нашим позициям начинают как-то лениво, с большими интервалами, прилетать польские мины, калибра 60. Они бесшумные, ты слышишь только сам разрыв, иногда ничего не слышно, если не повезло – мина эта дает 1500 осколков. Польских мин много, их не жалеют. Говорят, в Польше за последние месяцы изготовили для Украины несколько тысяч минометов…
Володя, пользуясь отсутствие начальства поблизости, говорит мне:
- Хочешь хлеба попробовать? И соседям нашим такой же привезли.
Протягивает мне краюху из стопки, лежащей на нарах. Хлеб весь в зеленой плесени, на ощупь, как деревянный.
Я рассматриваю краюху, пытаюсь шутить, мол, лечебный, с пенициллином, но никто не смеется.
- Не будешь же про это писать, - куда-то в сторону говорит Володя.
У меня внутри все закипает:
- Какого черта, до города полчаса езды, нормальный хлеб не привезти бойцам…
И тут прорывает. Мне начинают наперебой жаловаться:
- Воды нет, хозяйственники говорят, что им страшно приносить. В отпуска не пускают, пять месяцев семьи не видели, ну хоть на денек отпустите, тут ехать до дома час, чай не на Камчатку. Еда, только тушенка. Ее, правда, много…
ТОЧКА ИСКРЫ
Действительно, через 30 минут все повторяется. Опять крик: «Коптер!» И все разбегаются по щелям. К нам в бункер заскакивает «Итальянец» и начинается долгий, тяжелый разговор. Давайте без ханжества, окопники во все времена не любят снайперские группы: «Вы пошумели, кого-то завалили, а нас потом кроют артиллерией с утра до вечера». И с этим не поспорить. Окопник, особенно сидящий на позициях месяцами, в конце-концов начинает думать только об одном – «выжить». У снайперов, разведки, диверсионных групп задачи чуть шире: нанести урон противнику и выжить. Есть точка, где эти интересы сталкиваются и возникают искры. И не случайно перед разговором «Москва» вызвал к нам на позиции группу людей с устройством под названием «дронобой». С его помощью можно заглушить связь дрона с оператором и посадить коптер у себя на позициях, «взять в плен». «Итальянец» согласен, что лишить противника коптера – дело хорошее, достали уже. Но, открывать беспокоящий огонь по противнику, чтобы снайпер мог отработать пулеметный расчет или гранатометчика, он категорически не хочет и в душе все его понимают, конечно. «Итальянец» – горнопроходчик 5 разряда, шахтерская элита, пятый месяц в окопе. Кто угодно озвереет и будет думать только о доме. Разговор в тупике и поэтому я в него влезаю. Спрашиваю «Итальянца»:
- Скажи, ты за что воюешь?
Он отвечает, не думая:
- За жену, за дом, за шахту свою…
- Сколько воюешь?
- Пять месяцев! Я в эти выходные первый раз с весны дома был в увольнительной, и то, догулять не дали. Звонят вечером в воскресенье: «собирайся!». У меня шесть ребят за это время погибло, я с их женами встречался. Трое от бомбежки, трех вырезали диверсанты. И на меня две давай наскакивать: «А ты? А ты почему не погиб?!». А остальные женки этим: «Вы чего такое несете?»
«Итальянец» замолкает, отворачивается, у него как-то искажается лицо и нас всех вокруг тоже начинает как-то трусить от сказанного. Протягиваю «Итальянцу» пачку сигарет, говорю, мол, «хорошие, на границе покупал в дьюти-фри». Он как-то успокаивается, собирается и резюмирует:
- За своих парней воюю и буду воевать!
Ситуация разрешается. Шипит рация, подходит группа бойцов с «дронобоем», все начинают готовиться к «закошмариванию укропа». Мы слышим, как они к нам идут – по следу парней падают мины, но не точно. Начинает работать тяжелая артиллерия. Смотрим с «Енотом», как на поселок, где я оставил машину, валятся снаряды. В неподвижном воздухе хорошо видны столбы дыма. «Енот» утешает меня: «этот выше, и еще выше, а этот вообще в стороне». Удовольствие от таких наблюдений среднее, я заставляю себя не думать о машине вообще. Тем более, наши контрбатарейщики начали глушить противника, вяло, неплотно, но начали. К ВСУ ушло несколько ракет «Града», потом какая-то далекая батарея дала несколько залпов…
БЕЗ УКРЫТИЙ
Правильно «дронобой» называется «Мобильная система подавления БПЛА» и ее создатели явно вдохновлялись «Звездными войнами». Паренек с «дронобоем» занимает место в траншее – ему показали направление, откуда на наши позиции заходят коптеры. Я протискиваюсь к нему за спину, говорю: «эту штуку запрещено направлять на женщин и детей, там написано на табличке». Оператор «дронобоя» смотрит на меня с удивлением, переворачивает фантастическую винтовку и читает:
- Написано «на людей и животных»! – смеется, говорит, что только вчера ему выдали это устройство и показали, как с ним обращаться:
- Но, тут две кнопки, вроде ничего сложного, разберемся.
«Астрахань» приносит свою почти трехметровую снайперскую винтовку и занимает присмотренную позицию. «Москва» на бруствере с биноклем-дальномером, «Енот» с автоматом, готовится прикрывать снайпера. Стрелки, слева и справа от нас открывают огонь из автоматов и подствольников. Но, противник разгадал нашу бесхитростную комбинацию и просто открыл огонь из минометов, загнав нас под землю бессчетный раз.
Под сумрак мы снимаемся с позиций. Дорога к дому получилась длинной – раза три отлеживались, пережидая артогонь. Один раз, в очень удачном месте, где снаряд или мина обтрясли абрикосовое дерево в саду какого-то богатого дома. Из давно не стриженного можжевельника торчали облупившиеся гипсовые русалки, скалился с крыльца лев в облезшей позолоте. Его товарища разнесло в труху.
А мины по селу продолжали падать и падать, мы плюнули на них и пошли к машине. Хозяйка двора, где мы спрятали автомобиль, укрыла его куском старого баннера. Пыталась сберечь машину, но крохотный осколок все равно пробил лобовое стекло. Я потом уже представил себе эту худенькую женщину, укрывавшую машину под обстрелом… И подумал, что мужество может выглядеть и так. У этой женщины сейчас дочка на передовой за Лисичанском, и она делала для нашей победы все, что могла. Я не успел, не сообразил ее поблагодарить. «Москва» посоветовал мне уезжать быстрее, в промежутке между сериями прилетов. Но, это было бессмысленно, огонь корректировался с беспилотника и со стороны все это напоминало кадры из дурного боевика – главный герой мчит на машине, а слева и справа встают разрывы. Только герой обычно сидит за рулем мужественно, а у меня над баранкой торчал лишь нос и верхушка каски.
Выскочил в лесок за селом, перевел дух и тут же увидел стоящую поперек дороги «Ниву», всю издырявленную, на спущенных колесах, в луже тосола или бензина. Попали миной с беспилотника, причем, только что. Вокруг машины бродил понурый военный и снимал повреждения на телефон. Я притормозил, чтобы предложить помощь, но он замахал на меня руками:
- Езжай отсюда, браток, езжай быстрее!
Но ехать чтобы спрятаться было особо некуда – Донецк с самого утра лупили артиллерией так, что к вечеру город затянуло полосой плотного дыма. И только тогда обстрел прекратился. До следующего дня.
*ВСУ — Вооруженные силы Украины
** «Трехсотые» - раненые
0
12.00
